.png "Menu")
.trip || Happy people know the way.
Лиссабон существует только в настоящем времени, и это время - единственное "всегда".
Начо встречает меня в аэропорту на мотоцикле, «потому что у нас пробки», а я всего пару раз каталась на подобных транспортных средствах и мне банально страшно, он это видит и спрашивает: «Ты мне веришь?». «Нет», говорю я, потому что полгода строчек слишком мало, чтобы сказать «да». «Мне жаль, но у тебя нет выбора». И следующая пара дней это, пожалуй, лучшее «нет выбора» в моей жизни.
Маленькие галереи с двориками-патио, художник-керамист в Альфаме, говорящий «хорошие вещи нужно продавать, но гениальные – только дарить», пение птиц в пять часов утра, «я могу узнать улицу не глядя, просто став босыми ногами на мостовую», тысячи историй и фактов переплетаются в разноцветные ленты азулежу, и медленно, чуть подрагивая фиолетовой акацией, дышит Лапа. Я просыпаюсь от криков чаек и шелеста волн, и совершенно не знаю Лиссабон, чего уж льстить себе, но я этому рада, потому что не знать его очень приятно каждый день, каждую минуту, каждый миг.
Пьем мятный чай в музейном кафе после полуночи, потому что «знакомый моего знакомого дружит со смотрителем», встречаемся с друзьями в формате «мы обязательно их найдем, надо только решить эту загадку», ездим по городу с нарисованной картой, и множество летящих лепестков беззвучно ударяются о шлемы, ходим завтракать в кафе на три столика, и хозяйка кормит нас своими домашними пирогами, которых нет в меню. Смеемся вместе с Патрицией у верхней конечной Глории, и моя кожа пропитывается солнцем насквозь, слушаем музыку в одном плеере на двоих, блуждая по Белему, не попадаем на концерт фадо в любимый клуб, потому что в баре напротив весь вечер какие-то бразильские ребята – великолепно - играют вариации в стиле босса-новы на тему известных классических произведений, и уходить куда-то еще совсем не хочется.
Размешиваем кофе коричными палочками, забегаем в сувенирные лавки «на минутку», и время умудряется растянуться на миллионы лет рассматривания открыток, я читаю названия улиц с жутчайшим акцентом, и Виктор, вздыхая, говорит, что я, конечно, безнадежна «но мы попробуем что-то сделать». А еще «мушкатель, как ты могла до сих пор не пробовать мушкатель?», искристое виньо верде, жинья, терпкая, сладкая, с целыми вишнями, приторный запах рыбы на гриле, клубника, аромат которой кружит голову, вкуснейшие паштел де ната. И пока Виктор готовит ужин, прокладываем новый маршрут.
Я рассказываю, что когда улетаю, каждый раз какая-то часть меня остается внизу, и машет рукой вслед набирающему скорость самолету. А когда он теряется в небе, идет по своим делам: просыпаться с видом на океан, играть в нарды, перепрыгивать через ступеньки, дремать в музеях под монотонное бормотание аудиогида, читать книжки в парках у фонтана и переводить стихи со стен домов. Начо улыбается, и говорит, что однажды улетать назад будет просто некому. «И, знаешь, мне кажется, что Лиссабон это вполне устроит».
0 comments: